Биография М. А. КорфаСтраница 2
К особенностям лицейского преподавания той поры нужно прибавить еще крайнюю щепетильность, с которою обходили все, что мало-мальски могло казаться щекотливым в политическом отношении. Этою именно предвзятою целью и объясняется, почему в изложении новой истории был совершенно затушеван период реформации, равно как и все другие характернейшие исторические события, совершенно преобразовавшие склад, строй и культурное состояние всей Европы. Характеризуя эту "щепетильность", барон Корф отмечает, между прочим, следующий факт. Отдавая справедливость профессору П. Д. Калмыкову, читавшему историю русского права, за "воспитывающее значение" его курса, он ,тем не менее, оговаривается, что даже этот "почтенный ученый" и "развитой человек", читавший в течение трех лет, старался растянуть свой курс, чтобы именно не добраться до более или менее "щекотливых" эпох ближайшего к нам времени. Барон Корф жалуется в своих "Записках" на этот пробел в образовании юношества, указывая на возможность "увлечений и ошибок" вследствие предоставления молодежи самой знакомиться, "случайно и без критики", с историческими событиями.
Указав на недостатки лицейского преподавания, необходимо отметить и хорошие его стороны. Считая невозможным сравнивать лицейское преподавание с действительно научною постановкою университетского преподавания по факультетам, тем не менее, нельзя не признать серьезного для того времени образовательного значения курса лицея в общей его программе и исполнении.
Характерен следующий рассказ Корфа о своей лицейской поре:
"Поступив в лицей, я в первое время стал лениться не только читать, но и готовить уроки, и упросил нашего доктора принять меня на несколько дней в больницу; доктор Н. Л. Таваст никогда не был знаменитым врачом, но славился своею добротою и, как оказывается теперь, был педагогом в душе: принимая меня в больницу, он не видел во мне лентяя, которого он портит, поощряя его лень, но юношу пятнадцати лет, который себе немного оскомину набил ученьем и которому хотелось отдохнуть; допустив меня в больницу, он дал мне поскучать несколько дней от одиночества и праздности, а затем сказал мне: "Не дать ли вам какую-нибудь книгу почитать?" Это предложение было принято мною с восторгом, и я не прочел, а проглотил с наслаждением комедии Мольера, присланные мне доктором. "Не пора ли в лицей? - сказал мне после этого Таваст. "Нет, дайте еще книгу", - отвечал я ему. "Ну, извольте, но это уж будет последняя, не правда ли?" "Даю слово", - сказал я с достоинством истого питомца Крюммера. Проблаженствовав еще три дня над интересною книгою, я возвратился в класс навсегда выздоровевшим от нежелания читать и с этих пор книги уже не выпускал из рук, а учиться стал лучше, и настолько, что за последние три года пребывания моего в лицее непрерывно состоял первым по успехам и никогда ни из одного предмета не получал менее полного балла (12). Очень усердно занимаясь, я всегда находил время читать и усвоил себе при этом метод, который, вероятно, немало содействовал к тому, чтобы я мог надлежащим образом переваривать прочитанное: изучая в последние три года историю словесности русской, французской, немецкой и английской, я старался в чтении по возможности поспевать за курсами профессоров и читать авторов именно тогда, когда разбирали их на лекциях профессора".
Система репетиций заставляла серьезно и отчетливо работать. Это само собою наталкивало учащихся на чтение - и пробелы лекций успешно пополнялись путем серьезной самодеятельности.
"Читали в нашем курсе, - пишет барон Корф, - на русском и трех иностранных языках, но на английском лишь немногие, хотя всякий из нас и должен был в последнем курсе писать сочинения по-английски. Я решительно не помню, чтобы у нас читались романы; если и читались, то весьма редко, и я не прочел в лицее ни одного; но читалась масса классических произведений и научных книг". "Не только по литературам, но и из многих других наук старались мы отвечать так, чтобы видели, что человек читает".
За вычетом указанных выше недостатков, состав преподавателей был, в общем, хорош. Наиболее связно и стройно был поставлен юридический отдел курса, преимущественно с университетским составом преподавателей. Насколько лекторы французского и английского языков были смешны в роли натуралистов (как преподаватели зоологии и ботаники - по заказу и наряду), настолько, наоборот, они оказывались сведущими в роли преподавателей специальных своих предметов. Не ограничиваясь разбором изящных произведений лишь с эстетической точки зрения, они старались всякое литературное произведение связать с его временем и не чуждались истории научного и философского развития своего народа. Поистине можно сказать: "Гони природу в дверь - она влетит в окно". Те пробелы, которые и были в преподавании некоторых гуманитарных предметов, восполнялись до известной степени широкой и удачной постановкой преподавания французской и английской литератур.
Крепостное право в XVII веке
В XVII веке в экономическом развитии России, с одной стороны, появились такие явления, как товарное производство и рынок, а с другой – продолжали развиваться феодальные отношения, постепенно приспосабливавшиеся к рыночным отношениям. Это ...
Пелопоннесские войны
Разгром персидских армий на земле Эллады особенно усилил Афинское государство, которое вышло на первые роди в общегреческой политике. Наивысший же расцвет Афин связан с именем Перикла, ставшего во главе демократической партии после смерти ...
Принцип царского самодержавия
Самодержавие — явление глубоко национальное, самобытное и оригинальное. Как юридический термин слово «самодержавие» появляется в древнерусской письменности задолго до официального принятия его как титула московских Государей. Первым офици ...